В среду 21 октября 2020 г. в Совете Федерации состоялся круглый стол на тему, о которой давно следовало трубить во всех органах власти – «Соблюдение прав и свобод человека и гражданина в эпоху цифровизации и роботизации». Наиболее ярким эпизодом мероприятия стало выступление эксперта Общественного уполномоченного по защите семьи, к.ю.н. Анны Швабауэр, рассказавшей о проблемной изнанке т.н. «цифровой трансформации», о которой давно вопиют простые граждане. Вдвойне отрадно, что эта речь была поддержана сенаторами.
В «круглом столе», организованном Комитетом СФ по конституционному законодательству и госстроительству, приняли участие замминистра науки и высшего образования Петр Кучеренко, представители ФССП и Минюста, президент Федеральной палаты адвокатов РФ, а также ряд профильных экспертов. Стоит отметить неравнодушное отношение к теме модератора – сенатора Елены Афанасьевой и ее коллеги Маргариты Павловой. Похоже до некоторых законотворцев наконец начинает доходить, на краю какой страшной бездны оказалось наше государство, безоглядно внедряя «цифровую экономику».
Началась полемика с нейтрального по тональности выступления замминистра Кучеренко, который, впрочем, высказал немало опасений в связи с тенденцией перехода образовательных учреждений на дистант. Его ведомство несет за это прямую ответственность – именно исходя из рекомендаций Миннауки в «ковидный» период вузы по всей стране начали массово вводить удаленку начиная с 1 сентября с.г. – без каких-либо эпидемических или хотя бы санитарных обоснований.
«Отсутствие очного диалога между учеником и преподавателем, как построить занятие без чувственного взаимодействия? Это конечно же очень сложно. Также проблемы – это интернет, качество и количество гаджетов, которые имеет та или иная семья, проблема организации обучения в домашних условиях…
Конечно, реализуя 43 статью Конституции, нужно признать, что обучение должно лечь бременем не на граждан, а на государство. Московский опыт показал, как сложно было работать платформам в первый день: они подвисли, и потом в результате все школы перешли в Zoom, и сейчас продолжается все это там же.
Поэтому подытоживая скажу, что тревог очень много. Четких понятных ответов наверно до сих пор нет. Мы с вами живем в чрезвычайных условиях, в которых приходится находить те или иные ответы на вызовы. Но, наверное, все-таки очень осторожно скажу, что российская система образования, как общего, так и высшего, справляется с этим вызовом не хуже, чем системы образования в других странах. И за это надо поблагодарить весь наш педагогический состав», – заявил Кучеренко.
И как обычно – сразу после речи в духе «и нашим, и вашим» Кучеренко «был вынужден бежать» по другим, более важным делам, пообещав «обязательно рассмотреть все переданные (участниками мероприятия) предложения». Интересно, какие дела у замминистра высшего образования и науки могут быть важнее, чем получение обратной связи от общественников, сенаторов и экспертов по насущным проблемам цифровизации образования? Об отношении самих деятелей науки и образования к реформам, проводимым «нашими» чиновниками отвечающими за эту сферу.
Убегая, Кучеренко успел ответить на важный вопрос сенатора Афанасьевой: мол, идея полного перехода на дистанционку в его ведомстве никогда не обсуждалась. «Представить себе, чтобы система нашего образования – высшего, а тем более среднего, перешла полностью на дистант – это невозможно», – заметил чиновник.
При этом перед самым уходом г-ну Кучеренко был задан вопрос от эксперта ОУЗС Анны Швабауэр: «Что означает прописанная в ФЗ «Об образовании» сетевая форма взаимодействия между образовательными организациями, что означает приказ Минпроса о заведении каждому ученику электронного личного кабинета для получения образовательных услуг?»
Кучеренко в ответ дежурно заявил, что «ни у кого в государстве нет желания уходить от очного формата». Заведение личного кабинета на сайте госуслуг в его понимании вовсе не означает тотальный перевод на дистант. Чиновник довольно раздраженно попросил Анну «не натягивать сову на глобус» и «не искать черную кошку в черной комнате, если ее там нет». Впрочем, тут никто и не занимался преувеличениями, просто жаль, что у замминистра не нашлось лишнего полчаса, чтобы выслушать аргументированный доклад эксперта ОУЗС.
Затем слово взяла Людмила Бокова, курировшая вопросы цифровизации еще будучи сенатором, затем занимавшаяся тем же самым в Правительстве на посту замминистра цифрового развития, а ныне продвигающая электронное обучение во главе федерального Института цифровой трансформации. «Как быстро должности меняются», – не сдержалась сенатор Афанасьева, отпустив шутку в адрес экс-коллеги. Действительно, должности меняются быстро – цифровики ищут наиболее исполнительные кадры, готовые буквально идти по головам, оцифровывая нашу жизнь – и госпожа Бокова является активом того самого «цифрового спецназа», которому в марте с.г. давал наставления премьер Николай Мишустин.
«Впереди у нас подготовка законодательных инициатив для дальнейшей цифровой трансформации. За всеми технологиями, которые активно входят в нашу жизнь – искусственный интеллект, большие данные – конечно же должны стоять нормативные документы – четкие, обоснованные, в которых должны быть прописаны все правоотношения. Основным документом для нас является закон «О персональных данных». Это очень важный документ и постулат – и собственно говоря, развитие всех цифровых технологий должно строиться на нем.
Единственное, чего там не хватает – возможности человека управлять своим согласием. У человека должна быть возможность отозвать свое согласие, причем не только обратиться с письменным заявлением куда-то, но непосредственно всем управлять. Поэтому моя мечта, чтобы вся эта информация отображалась открыто на портале госуслуг. Это опасение есть у общества, и конечно же на такое опасение нужно ответить государственным регулированием», – сообщила Бокова.
Посыл госпожи Боковой совершенно понятен – она решила использовать мероприятие, посвященное обсуждению цифровых рисков безопасности, для того, чтобы публично пролоббировать желанные для цифровизаторов законодательные изменения. Управление согласиями на портале госуслуг обозначает, что доступ к персональным данным в рамках нового закона получат и частные компании – эту историю пытались легализовать еще ранее, при активном навязывании ПФЗ о цифровом профиле. Фактически речь идет о торговле «цифровыми личностями» и нашими ПД со стороны государства.
«Есть еще один сегмент – обработка данных обычно связана с процессом обезличивания этих данных. Это очень важный момент, хочу подчеркнуть, что этот процесс сегодня очень зарегламентирован и распространяется только на государственные органы. В этом изъян закона на сегодня – компаний, занимающихся оборотом обезличенных данных, на сегодня гораздо больше, и методикой обезличивания этих данных должны владеть не только государственные органы, но и все компании, которые обеспечивают эти процессы. Мне бы хотелось, чтобы в законе была реализована возможность обеспечения этой методологии. Роскомнадзор может проверить соблюдение и обеспечить защиту обрабатываемых данных, если используется единая методология обезличивания», – продолжила Бокова.
В чем тут подвох? «Катюша» подробно рассказывала о законопроекте о цифровом эксперименте мэрии Собянина С.С. над жителями столицы, принятие которого добавило в ч.6 152-ФЗ пункт «обезличенные персональные данные». Звучит он следующим образом:
«9.1) обработка персональных данных, полученных в результате обезличивания персональных данных, осуществляется в целях повышения эффективности государственного или муниципального управления, а также в иных целях, предусмотренных Федеральным законом "О проведении эксперимента по установлению специального регулирования в целях создания необходимых условий для разработки и внедрения технологий искусственного интеллекта в субъекте Российской Федерации - городе федерального значения Москве и внесении изменений в статьи 6 и 10 Федерального закона "О персональных данных", в порядке и на условиях, которые предусмотрены указанным Федеральным законом».
Как видим, согласия на обработку обезличенных ПД от гражданина не требуется уже сейчас. При этом до сих неоднозначно звучит само предлагаемое цифролоббистами определение, явно порождая правовой казус. В соответствии с Методическими рекомендациями по применению приказа Роскомнадзора от 5 сентября 2013 г. №996 «Об утверждении требований и методов по обезличиванию персональных данных», обезличенные данные становятся персональными только в результате деобезличивания. То есть обезличенные данные по определению не могут считаться персональными. У нас же в правовое поле введена новелла – «персональные данные, полученные в результате обезличивания персональных данных». Что же это за новые персональные данные такие, получаемые в результате обезличивания изначальных ПД человека, и в каком месте они «персональные»? Ответа на эти вопросы законотворцы так и не дали.
То есть госпожа Бокова помогает цифровикам получить доступ ко всему массиву «больших данных» о людях, накапливаемого в ходе электронно-биометрической слежки. Обрабатываться они будут без нашего согласия – опять же, чтобы спокойно можно было нас отслеживать и подавать все собранные сведения как «обезличенную информацию». Хотя западная практика показывает, что при необходимости вернуться от обезличивания к полной идентификации личности на машинном уровне – проще простого.
Далее Бокова перешла к самой «вкусной» заготовке:
«И еще хотела бы обратить внимание, что обработка биометрических данных недопустима без согласия человека. Если он не готов соглашаться на обработку – это его право, оно должно сохраняться в законодательстве, и только так его можно обеспечить. Но опять же сегодня это нельзя осуществить, потому что у людей нет опции, чтобы обеспечить процесс отзыва или управления своими согласиями».
Вообще-то по действующим законам гражданин имеет возможность в любое время отозвать свое согласие на обработку ПД. Так что госпожа Бокова тут явно лукавит, ведь чтобы гражданин мог управлять всеми своими согласиями, она предлагает ему безальтернативно уходить в цифру – создавать профиль на портале госуслуг, наполнять его своими персональными данными и т.д.
«Мое глубокое убеждение, что цифровизация – это очень важный процесс, но также важно, чтобы все имели равный доступ к этому процессу. Мы понимаем прекрасно, что дети общаются по-другому, они живут в другом мире и их надо учить этому миру, воспитывать через призму изменившихся возможностей. Я здесь говорю о том, что мы были сторонниками в СФ, чтобы обучить ребенка безопасному поведению и использованию своих данных… этому тоже нужно учиться. И тогда возможность использования технологий во благо прогресса будет понятна всем и каждому», – резюмировала Бокова.
Обучить маленького ребенка «безопасному поведению» в интернете, то есть рассказать обо всех опасностях сети, фактически пропагандируя ему ранний уход в «онлайн» – очень сомнительное дело. Ну а насчет «воспитывания через призму изменившихся возможностей» – тут должны все решать сами родители, обладающие приоритетным правом на воспитание. Бокова как-то напрочь забывает, что в этих самых «изменившихся возможностях» многие родители видят угрозу, и они имеют полное право воспитывать ребенка в традиционных, консервативных взглядах.
Серьезные опасения относительно безоглядной оцифровки высказала сенатор Маргарита Павлова:
«На днях мне попался такой шуточный (на самом деле – рекламный, прим. «Катюши») ролик, его кажется Сбербанк делал, в котором «умный дом» выжил человека из этого самого «умного дома». Вот не хотелось бы, чтобы такие процессы произошли у нас в обществе. Безусловно, цифровизация несет много возможностей, но и рисков тут тоже немало. Первая плоскость дискуссии – цифра расширяет или ущемляет права? Я сама работала Уполномоченным по правам человека, поэтому видела все эти обращения людей вживую. С одной стороны, упрощаются возможности реализации экономических прав, местного самоуправления, а с другой стороны, формирование юридической базы для масштабного цифрового контроля за гражданами приводит к нарушению основополагающих конституционных прав, включая неприкосновенность частной жизни.
Граждане давно просят нас разработать закон, отменяющий присвоение человеку единого номера-идентификатора, на который собирается вся информация о личной жизни.
Есть вопросы, по которым в обществе, наверно, полный консенсус. Первое – цифровой суверенитет: цифровые технологии сегодня преимущественно имеют патентную защиту в иностранной юрисдикции. Нам необходимо сделать приоритетным российское право, чтобы ученые и инженеры регистрировали свои изобретения в России. Кто контролирует цифровые технологии, тот и определяет правила игры.
Второе – необходима серьезная защиты приватности ПД – регламентация их оборотоспособности, режима их законного использования, безопасности. Система наказаний за утечку ПД должна быть жесткой. И если мы сейчас собираем все в одном месте, то и охота за этими ПД будет более прицельной.
Принятие решений на основе цифрового моделирования, исключающего фактор случайности, может повлечь за собой остановку развития общества и государства. Реальные обстоятельства жизни связаны со сложившимися традициями и системой сдержек и противовесов, а «автоматический» машинный подход к оценке ситуации может завести общество в тупик.
Четвертое – цифровое образование не может заменить педагогику и учителя даже в условиях ковида. Одно дело, когда мы говорим о студентах и старшеклассниках, совсем другое – маленькие дети. Мой ребенок в этом году пошел в первый класс, случился дистант – и у него был настоящий шок от сидения перед компьютером и отсутствия прямого контакта с учителем. Я продолжаю получать очень много обращений о цифровой образовательной среде, которая сейчас активно внедряется, у родителей много страхов и непонимания. Они конечно же небезосновательны.
Управлять своими согласиями на обработку ПД очень сложно – все компании просто впадают в ступор, если ты отказываешься подписывать им такое согласие. Я сама сколько раз пыталась это сделать: у них (компаний и госорганов – прим. «Катюши») автоматически подразумевается согласие, они прямо заявляют: «в противном случае вы не получите нашу услугу» – и отказывают гражданину», – отметила Павлова.
Сенатор зачитала предложения от граждан, которые сенаторы могут взять в разработку: «- необходимо на период пандемии ввести мораторий на использование нейросетей, в результате внедрения которых организации будут сокращать работников,
- мораторий нужен и на принятые в этом году без должной общественной дискуссии «цифровые законы»,
- принять закон об административной и уголовной ответственности лиц, в нарушение Конституции отказывающих гражданам в оказании государственных и муниципальных услуг в традиционной, бумажной форме, по причине отказа гражданина в подписании согласия на обработку ПД».
Президент Федеральной палаты адвокатов РФ Юрий Пилипенко также внес предложение по нивелированию ряда опасностей оцифровки государства:
«Хотелось бы, чтобы в каждом новом законе и даже нормативном акте было прямо прописано сохранение старорежимного доступа к старым возможностям, традиционного, нецифрового подхода, «олдскульных» бумажных документов и т.д. И чтобы через пять лет мы с вами не обсуждали вопрос о том, как сохранить и сберечь главное право человека – оставаться человеком. Мне кажется, что нужно на федеральном уровне создать что-то наподобие этического комитета – возможно, и в Совете Федерации, чтобы проверять каждый закон на предмет того, насколько цифровизация покушается на наши права».
Наконец, слово предоставили эксперту ОУЗС Анне Швабауэр, выступление которой получилось не коротким, но при этом основанным на железных аргументах – принятых тем же Минорбрнауки приказах.
«Анализ действующего законодательства показывает, что в России в настоящее время происходит планомерное и широкомасштабное внедрение системы контроля за гражданами. Делается это на базе программы «Цифровая экономика», которая начиная с 2017 г. ежегодно обновляется. Но суть одинаковая – создание системы тотального сбора персональных данных граждан во всех сферах жизнедеятельности. Что уже создано: единая система в сфере социального обслуживания (ЕГИССО, причем не расписан вопрос об отказе граждан от вхождения в эту систему; такая же единая государственная информационная система создана в сфере здравоохранения. Аналогичная система была запланирована и в сфере образования, президент наложил вето на «Контингент», но сейчас она реализуется на основе цифровых баз регионов. Данные граждан в эти системы вносятся принудительно либо добровольно-принудительно. Также у нас реализуется программа «Безопасный город», которая на практике реализуется в установке без согласия граждан домофонов с системой видеослежки, в нормативных актах прописываются системы визуализации геолокации человека и т.д.
У нас имеется концепция создания «Национальной системы управления данными» (НСУД), которые содержатся в информационных ресурсах (ГИС) всех органов власти. Так происходит подмена наших персональных данных на государственные. И государство предполагает доступ к ним широкого круга потребителей на возмездной и безвозмездной основе – речь идет о торговле нашими данными.
Недавно был принят закон о ЕФИР, в котором будет 30 параметров сведений, причем список может быть расширен. Мы полагаем, что этот закон нарушает Конституцию – любой ФЗ, который может ограничивать наши права, должен содержать четко установленные цели. Здесь же указана цель буквально – «учет данных с целью учета данных».
Опыт создания единых баз данных, где каждый гражданин имеет личный номер-идентификатор в общенациональном масштабе, уже имелся на Западе – и там во многих странах пришли к тому, что это категорически недопустимое, антиконституционное действие», – отметила Швабауэр.
Эксперт привела примеры из конституций Венгрии и Португалии, в которых прямо прописана недопустимость присвоения человеку единого номера-идентификатора. Она обратила внимание собравшихся на Нюрнбергский процесс, так как подобный личный цифроконтроль является отличительной чертой тоталитарного, фашистского режима – и он был осужден на международном трибунале как преступление без срока давности.
«Процесс цифровизации образования был запущен задолго до коронавируса. В 2016 году появился проект «Современная цифровая образовательная среда» (СЦОС), предусматривающий к 2025 г. обучение 11 млн. обучающихся на онлайн-курсах. В приказе Минпросвета от 2019 г. сказано, что ЦОС – это система социокультурной среды, при которой инфраструктурный, содержательно-методический и коммуникационно-организационный компоненты функционируют на основе цифровых технологий. Приказ допускает реализацию программ ЦОС с применением электронного обучения. Еще более старый приказ Минобра от 2018 г. предусматривает использование исключительно (!) электронного обучения. Это же нормативная база – я ничего не выдумываю.
В мае этого года Минпросвет выпустил рекомендации по обучению детей по персонализированным образовательным планам, что разрушает единое образовательное пространство и является угрозой нацбезопасности. Там прямо сказано про возможность обучения в облаке, реализацию процессов обучения на цифровой платформе, геймификацию образования, использование социальных сетей в обучении. Искусственный интеллект должен обеспечить логистику персонального расписания. Также там идет речь о симуляции поведения учителя и создании с помощью искусственного интеллекта обучающих компаньонов на всю жизнь. Далее говорится, что искусственный интеллект будет отслеживать эмоциональное состояние ученика (с помощью анализа его поведенческой биометрии) – в Перми в ряде школ, к примеру, эта система уже работает. Фактически речь идет о влезании в духовную, душевную сферу ребенка.
Идеи, которые заложены в этих рекомендациях, фактически повторяют форсайт-проект «Образование-2030», где указано, что в 2022-2030-х гг. должна произойти ликвидация традиционных моделей образовательной системы. Инициатором образовательных реформ в России является Всемирный банк, о чем он гордо заявляет на своем сайте. Партнером ВБ является Сбербанк, ежегодно инвестирующий 2 млрд. долларов в платформу «новой школы», – рассказала Швабауэр.
Далее Анна упомянула про принудительное внедрение цифровых платформ обучения в регионах через партнерские соглашения местных правительств со Сбером – об этом мы подробно рассказывали в материале «Принудительная оцифровка школьников и сопротивление родителей» , а также про нивелирование роли учителя, функция которого сводится к «навигации» ученика в цифровом мире, а «обучать» его вскоре будет ИИ.
«Цифровое обучение – это не только угроза здоровью детей и не только профанация образования, это серьезная угроза национальной безопасности и суверенитету страны. Тут встает вопрос – когда всех наших детей сдают на западные цифровые платформы, сдают их данные, здесь должны хорошо поработать правоохранительные органы, чтобы выяснить, кто это лоббирует и с какой целью образование в нашей стране подменяется сбором данных и профанацией обучения.
Антикризисный план Правительства РФ в редакции от 2 октября 2020 г. предусматривает «переход на исключительно электронный формат обращений граждан к органам власти». Но у нас есть 33 статья Конституции, предусматривающая прямо противоположное. А еще в плане прописана передача госуслуг негосударственным организациям. Что происходит в нашей стране? Согласно 3 статьи Конституции, госуслуги, госфункции – сфера ответственности государственных органов. Фактически предполагается передача им полномочий государственной власти. Для нас все это очень похоже на государственный переворот.
Мы очень просим создать рабочую комиссию, которая могла бы активно участвовать в законотворчестве. Мы считаем, что первым делом необходимо убрать подмену понятий в нашем законодательстве: персональные данные граждан недопустимо называть государственными. Также мы считаем необходимым отменить закон о едином реестре населения, как это сделано во многих странах мира. Просим наложить мораторий на цифровые экспериментальные законы, принятые в ходе пандемии, прописать в законе недопустимость присвоения гражданам личных номеров, а также гарантировать полное обеспечение прав граждан, отказывающихся от электронных услуг и подписания согласий на обработку ПД», – подытожила Анна.
.jpeg)
